Вой смертельно раненного зверя сотряс стены дворца, и два младенца, слепой и альбинос, дружно заплакали.
— Се Бхишма! — свирепо рычал гром, и вторили ему оранжево-алые сполохи, вертясь в бешеной пляске. — Се Бхишма!
— Ты… ты убил его? — Сатьявати с испугом разглядывала незваного гостя.
Сын Пламенного Джамада не любил итогов. Высшей похвалой в его устах было молчание. Если после паузы следовал еще и короткий кивок — можно было преисполняться счастьем и плясать всю ночь напролет.
А пятеро воинов увидели свой единственный шанс.
На ум не приходило ничего, что могло бы заставить трепетать хозяина Курукшетры. Гангея обиделся вдвое больше, а мама лишь кивнула и удалилась в сопровождении Ушанаса и Брихаса.