— А как ты себе эту штуку представляешь? — хитро сощурился Рама-с-Топором. В этот момент он действительно выглядел почти что добрым.
По левую руку, иногда выныривая из-за гряды холмов и снова скрываясь за макушками утонувших в земле великанов, двигались тринадцать силуэтов. Темнобагровых и при этом почти прозрачных, что можно было представить себе лишь здесь. «Асурова дюжина», двенадцать брахманов-доброхотов из обители близ Шальвапура, во главе с престарелым Хотраваханой, и один силуэт поменьше, сквозь который просвечивало закатное солнце. Бенаресская Мать. Упрямая Амба.
Юго-Запад. Пожиратель жертв Агни, которого те же дравиды зовут по-своему — Огнь. Пылающий при каждом обряде, в каждом очаге, в каждом погребальном костре… откликнись, рыжебородый! Да я это, я, кто же еще! И Жар радостно сливается с огненной усмешкой Агни, очищающего все, к чему бы он ни прикоснулся.
Отшельник с явным сожалением бросил скакать и вопить, даже Крошка умерила шипение и опустилась ладони на две-три ниже.
Вьяса не мог понять этого — он настолько свыкся с собственной внешностью, что сейчас сам себе казался чуть ли не красавцем. Но черное сплющенное лицо, обрамленное огненным облаком, светящиеся во тьме угли глаз-янтарей, долговязая и нескладная фигура обезьяны, волосатые руки до колен — все это никуда не исчезло!..
Серые глаза моего сына вдруг наполнились сапфировым блеском, и мне почудилось: утро. Обитель, и Матали изумленно глядит на своего Владыку.