Остальные стражники заулыбались, предвкушая потеху, только «богомол» продолжал спать или делать вид, что спит.
Сатьявати еле сдерживалась, чтоб не зарыдать в голос, и глаза ее предательски блестели.
Тень его дергалась как припадочная, косматая башка высовывалась то справа, то слева от раздувшегося клобука кобры-гиганта, и виделось Гангее: львиный лик с раздавленной переносицей и горящим взором объят пламенем. Погребальным костром неистово-рыжей шевелюры и медно-красной бородищи, клочковатой и сбившейся в колтун по меньшей мере от сотворения мира — если не раньше.
Брихас только кивнул и ускорил шаг, пытаясь справиться с одышкой. Одышка побеждала.
— Коров у меня с собой нет, — признался я. — Значит, и риши-брак не годится. Ты не помнишь, как там женятся асуры?
Наконец юный аскет угомонился, успокоил дыхание и огляделся, явно прикидывая, в какую сторону ему направиться: прогалина его, как и змею перед этим, больше не устраивала.