Дружинники скорбно переглянулись. Состязания лучников, после которых наследник престола обещал показать в действии «Стоны Седьмой Матери», способные временно оглушить сотню человек, — все это откладывалось на неопределенный срок.
Отфыркиваясь, я стоял, возвращаясь к жизни, и чувствовал себя заново родившимся. Это было внове, хотя бы потому, что я никогда не сходился с Мореной-Смертью ближе, чем на переговорах между Востоком и Югом. Утраченное величие выглядело чем-то несущественным, Обитель смотрелась отсюда призраком, марой, сказкой, рассказанной на ночь впечатлительному дитяти, единственной реальностью был я, просто я, без имен и прозвищ, голое существо вне родства, затерянное в дебрях Пхалаки — я, и кувшин у меня в руках, и прохлада ночного воздуха, и неизвестность впереди.
О чем щеголем и было заявлено публично, в присутствии знати и родственников — горла, хвала богам, хватало, а смелость у нас, потомков благородного Бхараты, врожденная!
Амба за ее спиной хлюпала носом, без особого успеха пытаясь хоть как-то привести себя в порядок.
Впрочем, на Поле Куру благополучно приканчивали себе подобных не только знатные кшатрии или вольнонаемные бойцы низших каст. Благочестивые брахманы-дваждырожденные выхвалялись знанием всех четырех видов воинской науки никак не менее, а то и поболее прочих.
— Тебя, что ль, везти? — осведомился перевозчик.