Предместья отлично просматривались отсюда: дома, сложенные из темно-красного кирпича на известняковом растворе, напоминали стайки попугаев-алохвостов, и сейчас правее каменных птиц курилась дымка пыли, двигаясь к Хастинапуру.
На третий день царица пришла в себя. Но встать с постели смогла только через месяц. Никто, даже Грозный, не решался ее о чем-либо расспрашивать: Сатьявати билась в истерике при одном намеке на события памятной ночи. Забыла? Боялась? Скрывала?! В любом случае правды не знал никто, кроме нее самой. А может, и она не знала.
— Тебе нравится эта девушка, Крошка? — прошептал он.
Дальше все пошло как по писаному. Сознание послушно раздвоилось: один Индра лежал (стоял?) в виде охватывающей Трехмирье свастики, другой же совершал прадакшину, двигаясь по кругу, начиная с востока.
Против всей вашей силы восстал я один, о Индра!
— Я вижу, ты неспроста завел эту речь, добрый отшельник, — заговорила она наконец, тщательно взвешивая каждое слово. — Ты уже понял, что домой я не вернусь, мой жених меня отверг, а в обители мне придется тяжело — я и сама это понимаю. И тем не менее я готова терпеть тяготы. Но… может, ты хочешь предложить мне какой-то другой выход, который мне самой не пришел в голову? Ты стократно мудрей меня, о достойнейший из дваждырожденных — и я готова выслушать твой совет, если он есть у тебя!