Такой поступок, как бегство в лес, был для Орланда чем-то потрясающим, невероятным — это все равно как институтке дореволюционного Смольного убежать в тайгу, а может, даже более странно. Самостоятельно прожить здесь он не мог, это точно — оказался совершенно не приспособлен к жизни в лесу.
Пошарив глазами, она нашла что-то вроде скребка (мочалки не было), повертела в руках, поняла его предназначение, начала скрести свое гладкое тело, сдирая пот и пыль с такой яростью, будто хотела содрать с себя вместе с телесной грязью и грязь душевную — все-таки она сегодня совершила убийство четырех человек, четырех женщин — пусть даже и не очень хороших, но людей.
— Ох, нет, я так налопалась пирогов — пузо трещит! — Девушка демонстративно похлопала по твердому загорелому животу крепкой мозолистой ладонью. — Если я сейчас съем еще хоть кусочек — меня вырвет!
— Натаху рассматриваешь? — услышал он насмешливый голос рядом с собой, и горячее, гладкое тело прижалось к его боку.
Президент лежал у стены с открытыми глазами, он был мертв.
Его «руки» плели свою паутину, а потом снова втянулись внутрь энергетического кокона. Дело было сделано.