Филипп Филиппович, откинувшись, позвонил, и в вишнёвой портьере появилась Зина. Псу достался бледный и толстый кусок осетрины, которая ему не понравилась, а непосредственно за этим ломоть окровавленного ростбифа.
– Я воевать не пойду никуда! – вдруг хмуро тявкнул Шариков в шкаф.
– Помилуйте, вас жалко, Филипп Филиппович.
– Опять! – горестно воскликнул Филипп Филиппович, – ну, теперь стало быть, пошло, пропал калабуховский дом. Придётся уезжать, но куда – спрашивается. Всё будет, как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замёрзнут трубы, потом лопнет котёл в паровом отоплении и так далее. Крышка калабухову.
– Вы издеваетесь, профессор Преображенский?
Утром – улучшение. Дыхание учащено вдвое, температура 42. Камфара, кофеин под кожу.