— Ну вот, теперь можно протирать. — Гальяно осмотрел опустевшие полки. — Туча, ты живой?
— Шкурой отвечаешь! — еще раз пригрозил отец, но хмуриться перестал, смотрел на нас с Игнатом задумчиво и лишь самую малость встревоженно. — Выросли-то как пострелята! — Он потрепал по волосам сначала Игната, как старшего, потом меня, как младшего. — Восемнадцатый год одному, семнадцатый — другому. Летит время… — В глазах отца, мужественного и несгибаемого, блеснула слеза.
Дэн открыл глаза, и от сердца сразу отлегло. Жив!
— За нечаянно бьют отчаянно! — Суворов сделал еще один глоток, посмотрел на дядю Сашу, сказал задумчиво: — И ведь время такое начинается… Я бы вообще этот лагерь закрыл к чертовой матери. Видел уже? А, Кузьмич?
— Начинается, — простонал Матвей, поудобнее перехватывая уже едва работающий фонарик.
— Поговорить. — В обществе Ксанки он всегда терялся, становился совсем неуклюжим.