С Ксанкой они столкнулись у ворот лагеря. Суворов посторонился, пропуская ее вперед. Туча замер, к горлу подкатила волна тошноты. От Ксанки пахло гарью. И на кроссовках ее был серый налет то ли пыли, то ли пепла… Она посмотрела на Тучу затуманенным взглядом, и от взгляда этого стало совсем плохо. В небе полыхало солнце, но он знал — самая темная ночь уже началась…
Гальяно попытался спрятаться от рева под подушкой.
— Все правильно. — Суворов и бровью не повел. — Два туда, два обратно. Или ты, Гальянов, рассчитывал, что обратно тебя на руках понесут? Все, отставить разговоры! Упал — отжался!
— Так я об обрезанные и поцарапался. — Не привыкший врать Туча густо покраснел. — Думал, пролезу, а не пролез, — добавил он почти шепотом.
— За мясо я с вас завтра деньги стрясу, — предупредил Суворов, с удовольствием впиваясь крепкими зубами в кусок шашлыка. — Это ж мне никакой зарплаты не хватит, чтобы прокормить такую пропасть народу. Согласны, архаровцы?
— Жив. — Лицо Лешака потемнело, а в глазах появился недобрый блеск. — А вот тебя за живого уже никто не держит. Понесло тебя со страху в волчий лес, там ям этих тьма.