Она замерла, точно в ожидании чего-то страшного. Испугалась паука? Или его прикосновения?
И хотел бы я сказать, что он ошибается, но не мог, тоже чувствовал…
— И что теперь? — Змеи расползались во все стороны, оплетали руки, ноги и позвоночник. Никогда еще Матвею не было так страшно. Даже тогда, когда он медленно умирал от удушья в погребе.
На часах было без пяти одиннадцать. Оставшиеся у костра уже успели побрататься по-настоящему и по-братски же разделить недоеденный шашлык. Гитару отложили в сторону, и у догорающего костра текла неспешная беседа.
Он отпустил меня к Рождеству. Вывел из леса на опушку, обнял тепло, по-отцовски.
— Живой хоть? Ты, Виталик, ему череп не того?