— У нас может быть только одна партия — германский народ!
Андрей с нескрываемым любопытством разглядывал рабочий кабинет Сталина. Все же он попал в святая святых, откуда осуществлялась высшая власть в СССР, скрывающаяся под скромной должностью секретаря ЦК, — не принимать же в расчет «всесоюзного старосту», что подписывал подготовленные именно за этим рабочим столом документы.
Гул нарастал, а прищуренные глаза немца вскоре разглядели длинную змею, что выползала из-за далекой рощи. Впереди неслось несколько бронеавтомобилей, затем парочка легковушек и растянувшаяся колонна крытых тентами грузовиков, за некоторыми из которых подпрыгивали взятые прицепом пушки.
Генерал говорил хладнокровно, хотя прекрасно знал, что Черчилль, со своими амбициями, не очень любит оппонентов. Но тут совершенно другое положение — враг высадился, и стоит допустить малейшую ошибку, и судьба кампании может обернуться самой чудовищной катастрофой, да такой, какую старая добрая Англия не знала со времен вторжения нормандского герцога Вильгельма, который получил за этот поход прозвище Завоеватель.
Порыв увяз в бешеных, иначе и не скажешь, атаках английской инфантерии. Даже на Канале под Дюнкерком было намного легче, не испытывал он тогда чувства полной обреченности. Да и не мог тогда — счет времени шел только на часы, до подхода танковой дивизии из-под Булони. А тут одна надежда — что море будет спокойно и не нагрянут страшные английские корабли. Теперь Майер прекрасно понимал, чем сильна «владычица морей» и что произойдет с десантом, если перережут спасительную пуповину длиною в двадцать миль.
К тому же две сотни торпедоносцев были спешно подготовлены за эти три суматошных месяца, тут необходимо отдать должное неожиданно проявленной Герингом чрезвычайной энергии. Организатор из него превосходный, если, конечно, наци номер два выходил из своего «нарциссового» состояния и преодолевал привычную лень.