В доме на всю мощь работал кондиционер, и после поездки под жарким, отнюдь не осенним солнцем Альберт Кессельринг чувствовал себя отдохнувшим.
— Мой фюрер, в какой час вы желаете встретить русского генерала?
Все это время Пуркаев внимательно смотрел за ним, но не показывал ни малейшего удивления, будто совсем не поражался знанию русского языка и письма у рейхсканцлера Германии.
После такого категорического заявления все собравшиеся фельдмаршалы дружно зашевелились, как бы демонстрируя эту самую готовность. И беспартийные депутаты рейхстага, и прожженные партайгеноссе сразу осознали, откуда ветер дует, оттого и приняли все предложения фюрера не то чтобы единогласно, а как раньше писали — в полном единодушии, в едином порыве, вдохновившись великим замыслом вождя.
А там и до «дяди Джо» руки дойдут — в Европе никогда не любили русских, а тем более тех, кто большевизм принял. Нет, не все так плохо. Главное сейчас одно — так Сталина раззадорить, пообещав ему что угодно за участие в войне, с одной стороны, а с другой — раздувать угрозу со стороны Гитлера, чтобы коварный и недоверчивый кремлевский властитель сам на своего друга, «бесноватого» фюрера, напал.
Черчилль задумался — возвращение независимости, понятное дело, что номинальной, сужало круг инструментов для создания нужного «общественного мнения».