– Место-то такое же, как и у вас… – попробовала обидеться Анна.
– А когда слушала ее, думала, поди: «Вот дура-то, все ей мало было! Осталась бы царицей, да и жила бы себе припеваючи». Думала?
– Я не знаю, что может случиться, – продолжала тем временем лекарка. – Ратное ли ополчится на Михайлов городок, Михайлов ли городок из повиновения Ратному выйдет, язычники против христиан поднимутся или христиане против погорынских язычников, отдельные мужи друг на друга кидаться станут или один род на другой, одно колено на другое… Наше дело простое – чтобы ничего не случилось вообще.
«Что, матушка-боярыня, довольна? Тоже мне, подвиг великий – мальчишек из лесной глуши к себе привязать… Да они, после того как я их от власти Великой Волхвы освобожу, за мной куда угодно пойдут!.. Ой, Анька, не заносись! Не ты сама их освободишь, но по наущению Господнему попросишь отца Михаила лишить языческую волхву власти над христианскими душами! Нинее-то они едино из страха повиновались, а мне не за страх, а из благодарности и почтения служить станут.
Значит, даже Анна тут для меня не пример. Она хоть и часть этого мира, но уже поднялась над ним – стала боярыней, а мне только предстоит в него войти – рядом с Андреем и благодаря ему. Лисовиновский род, конечно, силен, только мне и свою собственную семью создавать надо. Именно так – женой Андрея, частью его семьи, на равных в здешний женский мир войду, чтобы вместе со всеми бабами спокойное течение жизни поддерживать».
– Я сказала, ты услышала! Чай, не глухая и не дура!