«Умница какая! Она сейчас на себя все внимание забрала, и остальные немного в себя придут. Ну и слова ее тоже к месту: всем же интересно, а вот так откровенно не каждая решится».
«Да что ж ты, как баба нелепая?.. Еще платок теребить возьмись или платье оправлять! Али ты не боярыня?!»
«А говорят, что норовиста да чуть что гонор свой выказывает. Вон терпение какое, сколько раз повторяет да смотрит, чтобы каждая девица ее поняла да все правильно сделала. И с отроками обращается бережно, хоть они раненых только изображают. Повезло Михайле: такую лекарку сумели в крепость залучить, даром что молода еще».
– Схоронил он жену… болезнь какая-то, лекарка не справилась. Так честно и призналась: готовься, мол, до осени недотянет. Так и угасла…
Больше до самого лекаркиного дома они и словом не обмолвились. Настена молчала, и Арина с ней сама не заговаривала, но про себя отметила, что та провела ее кружным путем. Видно, неспроста – для того и сама к церкви прийти потрудилась. Знать, всерьез она отца Михаила не опасается? Ну да, любви и дружбы между ними быть не может, но тем не менее сей ревнитель христианских заповедей жрицу Макоши у себя под боком безропотно терпит. И не скрывают тут, что лекарка в селе живет – открыто говорят. Бабка-то Аринина вон как таилась от посторонних… Знать, и отче, при всей своей истовости, вынужден с волей сотни смириться: воинам целительница порой нужнее священника.
– Не доделал? – взъярилась Анна; непочтительность и своеволие племянника требовали немедленного ответа. – НЕ ДАЛИ доделать! Отец родной не дал! Ты что же, поперек отца…