– Ну-ка, ну-ка, ну-ка! – Филимон подался вперед. – А подробнее?
– Добрый знак. Еще бы хоть пару дней так…
Тогда ей следовало сразу же решительно прекратить перепалку Плавы с Сучком, а она полезла выяснять да разбираться. Да какая разница, о чем они там спорили?! Нечего лаяться при боярыне, и весь сказ!
– Знаю, что хочешь сказать. Мол, многое в бабьих делах мужам незаметно, а недоброе копится-копится, а потом прорвется, а ты это все видишь и понимаешь… Пустое! Да, видим и замечаем не всё, так нам мелочи и не надобны – главное-то понятно. И что копится, тоже не страшно. Пусть прорвется, мы тут же и задавим. Задавим безошибочно, понеже все наружу выставится, и уже ни одна зараза не сможет невинные глазки состроить и спросить: «А что я такого сделала?» Да и спросить не осмелятся, а если осмелятся… Поняла, надо думать?
– Ждать умаялась, вот и заявилась обратно. А его и нету! – Проська, ни в чем не желавшая отставать от Аньки, продолжила благодатную тему. – Уж больно много о себе воображает! И чего в ней боярич нашел?
– Как ты сегодня? – За гулом голосов суетящихся с посудой холопок и прочим шумом, царящим в это время в кухне, гостья не сразу услышала обращенный к ней вопрос, так что пришлось повторить. – Ребеночек-то не беспокоит?