Анна и сама удивилась, откуда вдруг взялась в ней эта озорная веселость, ну будто Мишаня в щелочку подсмотрел и хихикнул. Удивилась и сразу же поняла – от ощущения этой самой силы! Нет, Листвяна не ослабла, но она не понимала намерений боярыни: чувствовала, что Анна знает, что делать и как делать, осознавала свое неведение и… и в этом ее слабость! Опять так же, как и с Дареной: у Анны есть дело, есть цель, а у Дарены и Листвяны – только забота о своем благополучии или, еще хуже, потакание своим страстям и желаниям. Анна же свои страсти и желания смогла обуздать, подчинить их общему делу. Ну не ради же собственного удовольствия она сейчас старалась, из кожи вон выпрыгивала, Дарену ломала и Листвяну подчиняла! Нет, конечно – и себя возвеличивала, и других подавляла она только для того, чтобы еще выше поднять род, чтобы ни у кого даже мысли не закрадывались Лисовинов на прочность попробовать. В этом заключалась ее сила. Много силы, даже на язвительное веселье оставалось.