«Господи, одного этого уже достаточно, чтобы голову потерять. Да какой стыд тут может быть, какое сомнение или неприязнь? Не-э-эт… даже с Фомой от одной мысли голова кругом не шла, да и вообще раньше ни к кому ТАК не тянуло. А ведь на иного мужа смотришь – хорош собой, статен, лицом пригож, ну орел прямо, бывает, и залюбуешься, а… словно на жеребца глядишь… А коли рот откроет да скажет какую глупость или непотребство, так и вовсе с души воротит, а от красоты его ничего не остается. И мыслей этих не возникает. Нет, права бабка – самые сладкие плотские радости только с тем, с кем и без них хорошо!»
– Понимаете, бабоньки, – Вея обращалась сразу ко всем сидящим на кухне, – хоть и считается теперь, что мы в лисовиновский род вошли, и значит, Андрей для нас тоже родней стал, но прошлое одним махом не переменишь. Андрей – один из тех, кто Кунье городище разорял. Да и раньше у нас рассказывали про страшного воина с каменным ликом, который мою сестру выкрал. Хоть и понимаю я сейчас, что в тех россказнях больше страха, чем правды, но не могу совсем это отринуть, слишком уж оно въелось. Если бы год-два погодя – тогда бы я еще задумалась, да и то не знаю, согласилась бы. Для самой Арины с радостью постаралась бы, но Андрею, боюсь, только навредить смогу. Пусть и против своей воли.
– Аньку с Юлькой? Да как их примиришь? Юлька не дитя, которое из-за куклы обиделось, даром что бабьего ума нет и не будет. – Боярыня не скрывала своего раздражения. – Она с детства не такая, как все. Девчачью дурость и беззаботность, я думаю, мать из нее выбивает, но девки-то наши понять этого не могут. Для них она сопливка зазнавшаяся. Вот и мири их после этого…
Дружный гогот девиц почти заглушил ее последние слова, а Аринка беспомощно оглянулась на Ульяну и Вею. Чего-чего, а ТАКОГО вопроса от взрослой уже девицы она не ожидала…
– Ну? – не оборачиваясь, как-то строго и даже сердито спросила Настена.