- Пароль? - Спросил нас один из них, судя по погонам, подпоручик.
Потом Абдул-Гамид увидел самое страшное и невероятное - с корабля, огромного, словно скала в море, с грохотом взлетали чудовищные стрекозы и аппараты, которые, ревели словно джинны, и летали по небу, подобно огнедышащие ифриты.
Там, окруженный высокой каменной стеной, стоял дом негоцианта Макса Шмидта, гражданина Северо-Американских Соединенных Штатов, немца по происхождению. Он приехал в Турцию еще до начала Гражданской войны, и быстро разбогател на торговле египетской пшеницей и хлопком. Макс Шмидт пользовался большим уважением, как среди своих коллег, так и среди турецких чиновников. Впрочем, последние больше любили не самого американца, а те взятки, которые от него получали.
Внезапно лодка с русскими моряками рванулась вперед с такой скоростью, какую наверное не смог бы развить ни один паровой катер. А из-за корпуса русского корабля резво выскочила еще одна лодка, точно такая же, как первая, и точно так же забитая вооруженными людьми. И что было совсем плохо, обе они помчалась вслед за их парусником. Коммандер прикинул на глаз их скорость - у него получилась совсем невероятная цифра - около сорока узлов. И что за мотор может двигать корабль с такой скоростью, не оставляя за собой дымного следа - неужто новомодное электричество?
Хозяин кабинета, 45-летний брат царя, Великий князь Михаил Николаевич, Главнокомандующий Кавказской армией, с нетерпением ждал генерала. Позавчера с эстафетой от Лорис-Меликова пришло весьма странное донесение о том, что противник совершенно разбит, и крепость Карс занята. В то же время из этого донесения можно было понять, что русская армия в бой с турками не так и не вступала, и потерь не имела. Что сие могло означать, Великий князь, как ни старался, так и не смог понять... И вот теперь он жаждал услышать все от очевидца дела, случившегося под Карсом.
Когда церемониал был окончен, рассыльный матрос повел нас по палубе корабля. Мы услышали шум выбираемого якоря, потом зашумели где-то внизу турбины, палуба слегка завибрировала, и видневшийся вдалеке берег острова Лемнос стал медленно удаляться. Спустившись по трапу на нижнюю палубу, мы подошли к дверям офицерских кают. Две из них, рассчитанные на двух человек, и станут нашим домом на ближайшие сутки. Цесаревич со своим адъютантом Сергеем Шереметевым расположился в одной, а я с герцогом Сергеем Лейхтенбергским - в другой. Казачков, слегка растерявшихся в незнакомой для них обстановке, рассыльный повел в матросский кубрик, отведенный для прикомандированных к кораблю морских пехотинцев. - С этими, не забалуют даже такие задиры, как донцы, - пояснил я герцогу Лейхтенбергскому.