All rights reserved, including the right of reproduction in whole or in part in any form. This edition published by arrangement with Dmitri Nabokov, Proprietor of the Estate of Vladimir Nabokov
– Но, но, – сказал м-сье Пьер, – полегче, шуты. Я зарубок не делаю.
– Где? – машинально спросил Цинциннат, ощупывая себе шейные позвонки.
Тут стены камеры начали выгибаться и вдавливаться, как отражения в поколебленной воде; директор зазыблился, койка превратилась в лодку. Цинциннат схватился за край, чтобы не свалиться, но уключина осталась у него в руке, – и, по горло среди тысячи крапчатых цветов, он поплыл, запутался и начал тонуть. Шестами, баграми, засучив рукава, принялись в него тыкать, поддевать его и вытаскивать на берег. Вытащили.
– Нет, мы просто так, теоретически, – искательно улыбнулся директор, – а то раньше, когда можно было применять…
Он слушал, – вся голова обратилась в слух, все тело в тугое сердце; он слушал и уже со смыслом разбирался в некоторых признаках: слабый настой темноты в камере… темное осело на дно… За решеткой окна – серый полусвет: значит – три, половина четвертого… Замерзшие сторожа спят… Звуки идут откуда-то снизу, – нет, пожалуй, сверху, нет, все-таки снизу, – точно за стеной, на уровне пола, скребется железными когтями большая мышь.