— Так, ребята, — строго поторопила я, — я жутко устала и уже плохо соображаю, если что-то хотите сказать, говорите, а не то я пошла.
Но, как ни останавливала меня мама, долго я продержаться не смогла и вернулась в палату.
— Та-а-ак, понятно, — протянула я, мгновенно внутренне напрягаясь.
— О! Пап, это ты! — просиял Макс и наигранно изобразил преувеличенное облегчение. — Фу! А то я напрягся как-то.
— Может. Тогда я красила волосы в радикально черный цвет…
— Я не плакала много лет, — посмотрела я на Берестова. — Однажды, очень давно, я выплакала все слезы, и что-то там сломалось внутри меня, и я больше не могла плакать, даже когда очень хотелось, когда это могло бы мне помочь.