— Рупейто с кем-то у вас встречался? К нему приходили?
— Понятно. Что ещё имеете рассказать? Где Дубяго обретался до поступления в дружину?
Сейчас он помещался в углу на стуле. За допросным столом сидел сам заведующий секретным отделеним канцелярии градоначальства коллежский советник Оконор. Обрусевший ирландец имел соответствующую наружность: рыжий, крепкий, хитрый и свирепый.
— Это ему так кажется, что сам. Многое подсказывают, очень осторожно, но навязчиво. Через жену-датчанку, через схоласта Победоносцева. Меня пугает, что Ример говорит — а потом оказывается так, как он предвещал.
Утром Лыков привёз смущающегося от столичных впечатлений Фёдора в помещение Полицейского резерва в здании Александро-Невской части. В цейхгаузе парню подобрали форму, выдали шашку, револьвер и свисток. Когда тот переоделся и подошёл к зеркалу — обомлел. Форма городового и впрямь очень шла Феде-Заломаю. Его богатырская фигура приобрела монументальность, а лицо сделалось строгим и торжественным. Парень даже покраснел от удовольствия — он сам себе в таком виде очень нравился.
— Для блезиру, значит? Это правильно. А сами-то крестились, когда не на людях?