— Четвёртый год пытаюсь его арестовать. Настоящее имя — Никифор Ногтёв. Главарь банды забирох.
— Да он рядовой дергач, — вставил слово Кобёл. — Жил однова в «Кекинских домах» с приятелем своим, колбасником.
— Ага, значит, господин Маков собирался вылечиться, а не помирать?
— Уж скоро и конец. Южнее Андроновки только огороды. В них тоже в тёплое время прячутся беспаспортные и некоторые беглые. Но они боятся облав и ведут себя смирно; тебе там делать нечего. Корочаровское и Сукино болота — опасные притоны под открытым небом, но опять только летом; сейчас там пусто. Да, забыл про Александровскую слободу! Местечко весёлое. Там всего два трактира, «Москва» и «Нижний Новгород», и оба не имеют права торговать вином. Так прямо возле входа стоят особые люди и наливают! Крякнул человек, икнул и пошёл перекусить… Каждый дом в слободе — «шланбой», но есть и «пьяные квартиры» вроде знаменитого «Волчатника», где уголовные проживают целыми бандами, по-семейному. Поблизости — Тюфелева роща. Это такой огромный притон под открытым небом, излюбленный дезертирами. Но сейчас, в марте, там пусто.
— Ладно! Но вернёмся к истории Папа-Фёдорова. Значит, Шульц и Ример? Они желали вашей смерти?
В конце концов Лыков набрался. Он с утра ходил по кабакам и пил где водку, где портвейн — и всё без закуски. Теперь, в хорошо натопленном зале «Шари-вари», после сытного обеда с напитками его разморило. Он сидел, блаженно улыбался, смеялся шуткам собутыльников и пытался шутить сам. Шляться по зловонным кухмистерским в поисках убийц ему больше не хотелось.