— За порядком слежу. Приставлен к «Кекинским домам» от Анисима Петровича Лобова, — солидно ответил Кобёл.
— И даже война. Не завтра, конечно, но самый первый шаг для её подготовки будет сделан. Нынешний государь крайне неохотно пролонгировал «Союз трёх императоров», и только на три года. Он совершенно не верит австриякам и с трудом терпит германцев. Зерно истины в этом есть: с тевтонами России нечего делить, а вот между нами и Австро-Венгрией стоят Балканы. Учитывая маниакальную цель всей русской внешней политики — проливы — мы уже встали на рельсы большой европейской войны. Отобрать проливы у Турции можно, только победив саму Турцию. А там куча славян под пятой! и то же самое у австрияков. Выпустив славян из турецкой клетки, мы неминуемо вступаем в неразрешимый конфликт с Австро-Венгрией. Ведь покорённые ею племена чехов, словаков, русинов также захотят свободы. Короче говоря, путь на Константинополь лежит через Вену. А это означает войну и с Берлином! Германцы же никогда не позволят России уничтожить дружественную им, немецкоговорящую империю и стать в итоге повелительницей Балкан. Если это понимаем мы с вами, ещё лучше сие понимает Бисмарк. Война между нами тремя — лишь вопрос времени. Мы начали зондировать в сторону Франции. Немцы немедленно расценили это как начало охлаждения в отношениях. Они уже очень насторожены и начинают готовиться к худшему. А у нас словно нарочно Катков раздувает антигерманскую истерию при попустительстве властей!
— Есть два мерзавца, коих я разыскиваю. Одного зовут Рупейто-Дубяго, он бывший офицер. Другой при нём на услугах, вроде денщика; именуется Мишкой Самотейкиным. Эти архаровцы взяли у меня с товарищем на реализацию на сто восемьдесят тысяч «красноярок». Четыре месяца пудрили мозги, ни копейки не заплатили, а потом вообще скрылись, сбежали сюда.
— Князь через четыре дня выходит на поруки. Скажет, что желает к ремеслу пристроиться. Попросит письмо. А?
Действительно, они дошли до места, где обе стороны двора сходились, замыкая каменный мешок. Парень толкнул неприметную дверь, полез по узкой загаженной лестнице на второй этаж. Лыков — следом. Трое остальных конвоиров, уже не таясь, подпирали его сзади. Стояла какая-то особо зловещая тишина, никто не говорил ни слова.
Если Наличная улица играет здесь роль Невского проспекта, то место Английской набережной занимает Шкиперский канал. Мутное его пространство, затянутое тиной, распространяет вокруг такое зловоние, что даже привычные местные обыватели крякают и закрывают нос тряпкой. Большой бассейн Галерной гавани давно превратился в гигантскую помойку; антисанитария здесь ужасная.