— Его интересовали знакомства в офицерской среде. Некоторые из моих товарищей уже в штаб-офицерских чинах! Еще однажды при мне сэр Адриан говорил с Судейкиным о желательности смены нашей политики на Тибете и в Восточном Турекстане. В пользу сами понимаете кого…
— Так надо. Есть один секрет, который ты не должен пока знать. Слишком мало времени ещё служишь у Анисима Петровича. Придет время — всё узнаешь.
— Хочет перевести стрелки на Георгия Порфирьича, — как бы себе под нос прокомментировал Енгалычев. — Дурак; разве ж такое подтверждают? Сказать графу Толстому, что ловил на него бомбистов, как на живца — ха!
Когда вышел я из тюрьмы, осмотрелся — пусто кругом. Родных нет, денег нет, дома нет. На мне словно проказа — все шарахаются, что в Царёвококшайске, что в Казани. Куда деваться? Делать я ничего не умею, сидение в конторе за тридцать шесть рублей в месяц не прельщает… Мог бы служить офицером, армейское дело я люблю, но после того случая кто меня возьмет? Поехал было добровольцем на войну, как ты, но не успел — кончилась. И тогда собрал я последние копейки и махнул в Петербург.
Когда Алексей вернулся в дом Саблина, ни хозяина, ни Челубея ещё не было. Вскоре они появились, но не надолго. Поужинали солёным омулем с чёрной кашей и снова ушли, наказав Лыкову ложиться спать, не дожидаясь их.