— Ладно, хрен с ними! — сказал, наконец, государь. — Хочешь мира — готовься к войне. Теперь перейдём к вопросу, который касается нашего всеми любимого ротмистра.
— Знаем мы эти «вечности», — недоверчиво пробурчал трактирщик. — Гусляки тебе за червонец такую малашку сделают, не то, что в дворяне, в архиереи запишут.
Разбирательство шло долго; всё это время отчим жил в помещении полиции, а я у себя, в фамильном доме. Затем он добился своего: за нанесение побоев городовым я получил три месяца ареста. Колбасьев быстренько переехал в особняк, вступил во владение наследством, продал выкупные свидетельства и начал продавать уже землю и городскую усадьбу: ему надо было успеть… Но случилось непредвиденное: стряпчий, купаясь, наколол ногу и заболел заражением крови. Умер в три дня, но перед смертью, сволочь, решил спасти душу и сделал заявление о настоящем завещании моей матери. И представил подлинное завещание, второй экземпляр, с датой — видимо, оставил себе, чтобы шантажировать потом Колбасьева.
Дождавший, пока детина с винтовкой отойдет подальше, Лыков бесшумно сиганул внутрь усадьбы. Став за угол, прислушался — часовой уже возвращался обратно. Прыжок, удар — и Алексей мгновенно втащил обмякшее тело внутрь сарая и закрыл за собой дверь.
— Продержитесь еще два, много три дня. Плеве доложит графу Толстому, тот даст указание Михаилу Николаевичу, после чего наверное приедет вице-губернатор и введёт вас в должность смотрителя. Не забывайте — речь идет о выполнении Высочайшего поручения! А теперь пусть меня вернут в балаган.