Когда вечером 1 марта, сидя дома с плохо заживающей рукой, Лыков узнал от прибежавшего курьера об убийстве в столице императора, он впервые в жизни заплакал. Получалось, что он втянул в свое полицейское дело, за которое ему платили жалование, мирного статского человека, погубил его этим, и все зазря…
Медлить было некогда. Лыков тронул вожжи, заехал во двор; ворота сразу же закрыли изнутри на дубовые засовы. Решетов стоял на крыльце, дожидался.
Расселись кружком: шеф, Озябликов, Елтистов, Челубей с Лыковым и трактирщик Чулошников.
— Как вы полагаете: после взрыва Толстого и ареста Тихомирова вы долго ещё будете нужны Судейкину?
Промчавшись версты с три, Алексей выехал на какой-то пустырь, поставил калибер за сарай и обернулся к Челубею. Тот смотрел настороженно и как-то отстранено.
— Наука пока не знает. Но ясно, что это злая и разумная сила, и нам с тобой лучше с ней не встречаться.