— Жив, он в жилете был. Но в больнице полежать придется.
"Ладно, пусть это не опыты", подумал он через минуту. "Скажем так: все это конкретные глюки. Включая пришельцев в нашу реальность, Марию Сергеевну и звонившего мужика. Да, звонок! Можно проверить."
…А дороги у них ровные. Хоть и 'буханка', но идет плавно. Как им это удается? Вроде тот же асфальт, не слишком новый, с трещинками редкими, потертый — вон, камешки видны. А выбоин, волн — не видать.
Где-то рядом надрывно взвыла сигнализация.
В средние века все было просто и ясно — вот поле битвы, и там лежат павшие воины. К временам Великой Отечественной полем битвы стала территория целого континета от полярных снегов до субтропиков; воин мог расстаться с жизнью где угодно, и найти его останки физически и захоронить порой становилось просто немыслимой задачей. Людей разрывало на куски снарядами, их тела несли реки при переправе и заглатывали болота, их накрывали каменистые обвалы, наконец, ни в каких бумагах не могло быть отражено, где встречали свой последний час многие из окруженцев. Виктора всегда бесил цинизм тех типов, которые стремились ткнуть в нос России — "вот дескать, какой у вас режим, как у вас относятся к солдатам, у вас до сих пор не всех погибших нашли". Любопытно, что если бы не погибшие, то многие из этих циников или их родители были бы пущены на удобрение для полей рейха; очевидно, то, что ценой неимоверных жертв нашего народа не состоялось физически, каким-то образом для этих лиц свершилось в отношении их духовной сущности. Они мечтали стать удобрением и им стали. Но все-таки народы СССР дали этим особям шанс удобрением не быть.
— Во. И я говорю: так не делают. Ну, моя очередь. Всего!