Магия полета. Под ногами нет земли, к которой привязан с детства, по которой бродили тысячи поколений предков. Ветер в ушах и глазах. Небывалая скорость. Ощущение поразительной легкости, иллюзия могущества, ожидание подъема к самым облакам...
Петр не мог пожаловаться, что он оставался один. Партнеры не изымали капиталы из «Садко», охотно выполняли заказы на поставку всего необходимого. Но изобретательский огонь у них полыхал совсем в другом направлении.
— Все равно, без меня. Моей жизни не хватит, чтобы начать заново и закончить. Так я и свой проект заброшу, и новый не осилю.
Казаков почувствовал, что двигатель умирает. Его предсмертные конвульсии он воспринимал почти так же физически отчетливо, как и собственную простреленную ногу. Температура масла резко выросла, до заклинивания коленвала оставались секунды, может — десятки секунд.
Перемахнув через до боли знакомую центральную часть и Гайд-Парк, авиатор направил машину в сторону ипподрома в западном пригороде. Там он был один раз после открытия и уже на месте вспомнил о неприятной особенности стадиона, о которой совершенно не подумал раньше. Кемптон-Парк рассчитан на стипль-чез, то есть скачки с препятствиями, коими изрядно уставлена дорожка, а ровные отрезки между ними невелики и не дают безопасной возможности остановить пробег, коли мотор закапризничает на взлете.
Наблюдательная комиссия столпилась у длинного сугроба высотой в полметра, перечеркнувшего полосу примерно посередине. Петр рассуждал так — ненарушенность снежного покрова будет самым очевидным доказательствам полета, а в случае неисправности он не разобьется при ударе в снег.