— Ну, мам, уже утро, — возразила Алиса и ойкнула: — Ой, мама! Что это?!
— Он… он нас собирал, выкупал у прежних хозяев и учил, — Чак опустил и тут же вскинул голову. — Всему учил.
— Женя, я, кажется, видел её. Такая… бесцветная, плоская.
Женя никак не ожидала, что жизнь в лагере при всей её неразберихе, сутолоке и тревогах не только сразу отодвинет Джексонвилль в прошлое, но и окажется легче и удобнее. Дощатый барак, разгороженный на комнатки хлипкими, чуть ли не картонными перегородками, узкие, как ей объяснили армейские кровати, грубое постельное бельё, украшенное в самых неожиданных местах казёнными печатями, жёсткие шершавые одеяла, общие уборные… — ну, так ей приходилось жить и в худших условиях. Зато есть столовая и горячая еда трижды в день, Алиса, как все дети, получает каждый день молоко, есть баня, хоть каждый день мойся, прачечная и прожарочные камеры, и самое главное — она не одна. Их четверо. И её никто не колет подозрительным происхождением Алисы. А Алиса…
— Ты мой наследник. Приедешь, вступишь в права и заберёшь их. И Ларри, и Энни, — хозяин пожимает плечами. — Что тут сложного? Всю домашнюю работу Ларри знает.