Цитата #209 из книги «22 июня: Никакой «внезапности» не было! Как Сталин пропустил удар»

Черным цветом отмечены корпуса и дивизии, которые прямо перед войной находились «в движении»: т. е. перебрасывались в приграничные округа СССР или, уже находясь в них, были 17—19 июня подняты по тревоге и выдвинулись/выдвигались в районы, непосредственно прилегающие к госгранице; серым цветом – те, что уже к началу войны находились в непосредственной близости от границы; полужирным курсивом – те, что еще до начала войны планировались к переброске в приграничные округа.

Просмотров: 10

«24 апреля 1941 года Министерство иностранных дел СССР получило сообщение английского посла о том, что нападение немецко-фашистских войск произойдет 22 июня 1941 года».

Просмотров: 69

За первый десяток лет нового тысячелетия книг о начале войны выпущено столько, что упомнить все, тем более – их прочитать, просто не получается. А второе десятилетие грозит быть еще более плодотворным. Среди массы публикаций о начале войны, среди этого мощного потока есть книги, которые пропустить нельзя. Одна из этих книг настолько выламывается из общего ряда, что мимо нее пройти мы все не можем и не имеем права.

Просмотров: 5

Поясню: по размерам отвлекаемых ресурсов (металл, высококвалифицированные конструкторы, инженеры и рабочие, электроэнергия, подготовка и экипировка команды, «расходные материалы») один-единственный тяжелый крейсер – это приблизительный эквивалент нового оборонного завода, тепловой электростанции или нескольких полностью оснащенных танковых дивизий. Значение для СССР подобных кораблей в ходе войны с Германией было весьма относительным. Это, собственно, показал и весь ход Великой Отечественной: ни один из тяжелых кораблей Красного ВМФ, на которые были потрачены огромные деньги, ни разу не использовался по «прямому назначению» – для борьбы с крупными надводными кораблями противника или нарушения его стратегических морских коммуникаций. В лучшем случае советские крейсера поддерживали своим (не всегда метким) огнем морские десанты. Также они перевозили войска и грузы в осажденные Одессу и Севастополь, а позже осуществляли их эвакуацию. Фактически всю войну они добросовестно (и часто героически) выполняли задачи по поддержке действий сухопутных армий. Никаких самостоятельных задач советский флот «больших морей» не получал и не решал. Линкоры РКВМФ вообще все время стояли на приколе и использовались в качестве плавучих батарей в ходе обороны военно-морских баз – Севастополя и Ленинграда. Там – у причальных стенок – их порой и топили немецкие пикировщики. Действительно же линкоры и тяжелые крейсера на западных морских театрах могли понадобиться Сталину лишь в тот момент, когда речь зашла бы об «освобождении» эксплуатируемого капиталистами рабочего люда Великобритании. На этот случай в советских «шарашках» и самолет удивительный проектировали – стратегический пикирующий бомбардировщик. К слову, такой же странный самолет (и для тех же целей – топить английские линкоры с крейсерами на их базах в Соединенном Королевстве) делали и в Германии. Правда, в отличие от советского, германский проект «бомбардировщика А» практически довели до ума – и получился Не-177 «Грейф» (см. с.120—127 книги Дэвида Дональда «Боевые самолеты Люфтваффе»). Этот же самолет, к слову, предназначался и в качестве носителя германской атомной бомбы (там же).

Просмотров: 6

Как совершенно правильно написал по этому поводу современный австрийский историк Хейнц Магенхаймер в книге «Hitler’s War. Germany’s Key Strategic Decisions. 1940—1945», «решающее влияние на решение Гитлера оказали не советские военные приготовления, поскольку Германия узнала о них лишь за несколько недель до 22 июня 1941 года; скорее это были политические соображения, касавшиеся концепций могущества и безопасности, а также идеологические противоречия, которые рано или поздно должны были неизбежно привести к конфликту между двумя странами» (здесь и далее перевод с английского мой, с. 48). Я разделяю мнение Магенхаймера, считающего, что «восточная кампания 1941 года… может быть описана как «война двух агрессоров», которые оба одновременно готовились к нападению, но не как превентивная война в традиционном понимании смысла этого термина» (там же, с. 57). О глубине ненависти Гитлера к большевизму (и не только) свидетельствует, в частности, его бывшая секретарь Криста Шредер: «Когда, диктуя свои речи, он касался большевизма, его порой переполняли эмоции. Его речь становилась прерывистой, он пропускал слова. То же самое происходило, когда он упоминал Черчилля или Рузвельта. В такие моменты он не стеснялся в выборе слов. В том, что касается меня, когда он начинал слишком часто употреблять такие слова, как «алкаш» (в адрес Черчилля) или «ищейка» (в адрес Сталина), то я просто пропускала часть подобных характеристик. Интересно отметить, что проверяя потом текст, он никогда не замечал пропусков – верный признак волнения, которое охватывало его в такие моменты. В подобных ситуациях его голос переходил на фальцет, а руки яростно жестикулировали. Лицо краснело, а глаза сверкали гневом. Он вдруг останавливался – будто готовясь вступить в схватку с тем или иным воображаемым противником. Во время диктовки у меня часто учащалось сердцебиение: так влияло на меня возбуждение Гитлера» («Не was my chief», с. 55).

Просмотров: 5