Дверь брякнула засовом, прозвучал быстрый, уверенный стук подошв, и в кухню вошел высокий седой мужчина. Оглядел меня недовольным взглядом темно-серых глаз, прошел к плите, что-то крутнул и через минуту ставил на стол горячий кофейник, чашки, сахарницу, вазу с каким-то печеньем.
— А где Терезис? — внезапно спросил он мэра, как раз в тот самый момент, когда тот протянул свою лапу, чтоб схватить меня.
Смотрите-ка, ожил! И даже ехидство прорезалось! Ну, так и у меня теперь к нему достаточно претензий!
Третья была самая неказистая… угловато-худощавая, с резкой линией скул и упрямым подбородком, и недоверчивым взглядом обрамленных густыми ресницами глаз. Но взглянула она лишь мельком, и сразу опустила взгляд, нервно пряча руки под передник. Однако я уже рассмотрела и поцарапанные распухшие пальцы, и художественную штопку на локте, и неровно загоревшую шею. Видела такие, у ассистенток, целыми днями склонившихся над черепками и табличками. Это значило только одно, девчонка все время работает на открытом месте, низко наклонив голову. Может огороды полет… или еще что, но работа тут ей явно намного нужнее, чем ее подругам.
Я молча сидела, подперев ладошкой голову и ждала, пока эти два великовозрастных мальчика из чужого мира наиграются в партизан. Не зря ведь невыспавшийся Балисмус не отправился спать, а притопал среди ночи? Да еще разыграл сценку с возмущением моим творением. А ведь из окон его дома прекрасно видно наше крыльцо, и это самое окно. И он за те три минуты, что шел по дорожке, вполне мог взять себя в руки и не врываться вот так истерично, как террорист с самодельной бомбой.
Из принесенной с собой корзины женщина достала полотняную ярко-желтую скатерть, накрыла ею стол и вокруг сразу посветлело. Потом расставила горшочки и миски, сходила в кухню за чайником и тарелками.