— Фетишизм, — блеснул ученым словечком коллежский асессор.
— После вашего отъезда произошло вот что. Камеристка, укладывая свою хозяйку в постель, сняла с нее боты. И выставила в раздевальне. Взрослые в тот момент были заняты больною, я остался один и успел внимательно осмотреть обувь Смецкой.
— Да. По вторникам и субботам мы, несколько дворян города Варнавина, собираемся к девяти часам в трактире Островского. Там наверху есть комната, куда вход чужим заказан. Нас около десятка, если нет гостей. Приличные все люди, живые, нескучные. Беседуем, играем в вист и на бильярде, там и там по маленькой. Обсуждаем актюалитэ. Предводитель нашей трактирной шайки как раз Бекорюков — он придумал и организовал эти вечера. И знаете, с ними жизнь сделалась не так скучна! Завтра как раз вторник. Наши будут рады новому лицу, тем более из столицы, тем более уже не постороннему Варнавину.
— Не прикажете ли чаю, Алексей Николаевич? Лузгин! В трактир за чаем, живо!
— Вот это уже интересно. Не шайка ли Челдона там под волколака работает?
— Тысячное дело, Ваня, гад буду! Уедешь — локти потом кусать станешь. И не пасет меня тут никто, я справлялся. Ну?