— У Буффаленка особенный дар, — пояснил барон. — Я сам это заметил, лишь когда начал учить его своему ремеслу. Не знаю, как, но Федор видит людей насквозь. Их истинную личину.
— Эх, сыскной надзиратель… Ты хоть знаешь, что такое грант? Хоть раз сам делал дело? Все что угодно может случиться. Кровь лить — это тебе не пьяных обирать.
— Итак, Евлампий Рафаилович, вы теперь трудитесь на меня. Отсюда мы сначала пойдем к нотариусу, где сочиним и подпишем контракт. Затем — в больницу к Якову Францевичу, обсуждать накопившиеся дела. Но прежде я хочу вас кое о чем расспросить. Помните, на пароходе я уже заговаривал с вами о маньяке, убивающем детей? Скажите мне честно, что о нем в городе люди говорят?
— Держитесь, Алексей Николаич, я уже иду… — прошептал Петр и, не разбирая дороги, бросился к дому.
— За десять тысяч ты наверное получишь свою писанину. Какой резон? На мне кровь будет. Я заработать хочу, а не в рудники идти. Мое предложение честное. И еще учти, Ваня. Крови-то на мне уже много… Мы теперь с тобой на одной жердочке стоим. Ежели кому сболтнешь — Петр Зосимович шутить не будет.
— Я полагал, что мое дело касается в первую очередь полиции, и потому лишь начал с нее; прошу меня за это извинить.