- Я швой, - Виктор решил не сдаваться, получить пулю от своих, решительно не хотелось. - Старший сержант Шаблин… што двенадшатый иштребительный полк… шбит над Мариуполем… 9 марта… перешек фронт ношью…документы не мои… немца заштрелил… трофейные.
- Витька, а тебе же вчера должны были за мессера заплатить. Неужто все в фонд перечислил? Или осталось чего? Я требую продолжения банкета! - эту фразу Игорь подцепил у Саблина.
Он с тоской глянул на не доглаженный рукав гимнастерки и поставил утюг на печку, греться. “У моей прабабки схожий был, она его вместо пресса использовала, когда синенькие мариновала”.
Деревня внезапно кончилась. Впереди только темная степь, только вдали блуждают тусклые синеватые огоньки: это по фронтовым дорогам носятся автомашины. Они постояли, посмотрели в эту темноту и, синхронно развернувшись, медленно пошли обратно.
В снежной мгле едва проглядывалась изрезанная балками земля, где то здесь, может даже вон за тем холмом, притаился такой желанный, такой родной аэродром. Вокруг снег и темнота. Небо замуровано облаками, земля как будто вымерла, нигде ни огонька. Ощущение было такое, будто Виктор остался единственным живым человеком в этом огромном замороженном мире, Пройдя метров триста вперед, он наткнулся на заснеженную гладь ставка. То, что сверху казалось идеальной равниной, оказалось полем, на склоне запруженной балки. Промедли он с посадкой секунд на десять и возможно пришлось бы ему сегодня купаться. - “Черт, да это же ориентир”, - он достал карту и подсвечивая спичками принялся ее изучать, - “ну конечно, вот же этот ставок, в десяти километрах севернее аэродрома”.
Минут через десять машина лихо затормозила у КП полка. Комэски убыли получать указания, остальных летчиков прогнали в землянки эскадрилий. Наломав хворосту и растопив печку, пилоты уселись вокруг, закурили. Как обычно началась “травля” баек и анекдотов.