Фомин замолчал, бессильно откинувшись на подушку и закрыв глаза — долгий разговор его утомил. Константин молча «переваривал» услышанное, находясь в полном смятении.
Власть хороша, если только живут всласть — такой каламбур ходил в его времени. Но становится чудовищной ношей, когда абсолютно не нужна, когда душа противится и вызывает резкое неприятие и отторжение. Сейчас он, как никогда, понимал Михаила Александровича — царский скипетр и держава являлись не менее тяжелой ношей, от которой монарх всегда горел желанием поскорее избавиться.
Иржи Колер полтора года воевал с большевиками, прошел путь от Байкала до Волги, а потом проделал его в обратном направлении. Умелый враг, с каждым годом набиравший силы. В восемнадцатом году чехи лупили большевиков и в хвост и в гриву. А в декабре девятнадцатого все наоборот пошло: чешские легионеры еле выбрались из рук этих очумевших русских, что набросились на них с двух сторон.
— Если бы! — в сердцах бросил Троцкий. — Румыны свои дивизии к Днестру стягивают, транспорты с оружием один за другим из Франции идут! Нападение через три-четыре недели произойдет, как раз когда Юго-Западный фронт чешскую оборону в Карпатах прорывать будет. И тогда произойдет катастрофа, Владимир Ильич. А я не знаю, как ее предотвратить!
— Это меня и примиряет с твоими безумными… Хотя нет, расчет у тебя на первом месте идет. Отвести от нас большевистскую угрозу можно только одним путем — направить ее разрушительную энергию на запад. — Михаил Александрович тяжко поднялся с кресла, прошелся по кабинету, мучительно размышляя — в забывчивости тер пальцами свой большой, с нарастающими залысинами лоб. — Это единственный вариант, другого просто нет!
— Мы с ним «ниточкой» связаны. Хоть пулю в лоб пускай, но от меня не уйдет. Тело не нужно, зато кое-что другое вытащу…