«Как мне все надоело! Хуже горькой редьки!» — монарх сжал зубы в бессильной злобе. Даже в своих самых худших опасениях он не предполагал, что встретит на юге такое…
— Но у них нет общей границы, Владимир Ильич. Как же мы их сможем стравить? Это невозможно, — кое-как проблеял Троцкий, но был остановлен уничижающим смехом вождя.
Смит пробежал глазами по вагонам, отличие между которыми заключалось в узких синих или желтых вертикальных полосках, свидетельствовавших о классности. Он угадал точно — четвертый вагон с синей полосой остановился почти рядом с ним. Взгляд вырвал почтенного джентльмена, дорогой костюм которого не мог скрыть развернутых плеч кадрового офицера.
— Правильно делает. Пока в тамошних местах партизанщину не уймем, с переселением торопиться не будем. Да и незачем, я так полагаю. Пока… Куда вы их селить будете, Прокопий Петрович? Дома построили, землю под усадьбы отвели? То-то и оно.
Впрочем, и Миллер, и Тирбах были не в обиде — первый покомандовал целой флотилией, пусть и временно, а второй почти неделю охранял со своими десантниками царский дворец и удостоился его величеством весьма благосклонной беседы…
Маша подержала на ладони два солдатских Георгиевских креста, погладила пальчиком черно-оранжевые ленточки. Награды были подлинные — Фомин их получил из рук генерала Каппеля и адмирала Колчака в той жизни, в девятнадцатом году. Потому решил носить — честно заслуженные.