— Да понимаю это, не идиот совсем. Лейба мастер на острое словцо, даром что наркомвоенмор. — Бокий прижмурился и процитировал Троцкого: — «Россия лишь охапка соломы, брошенная в костер мировой революции».
— Хорошо, — коротко ответил Колчак, в глазах плескалось какое-то детское ликование, — но у меня одна просьба.
Всего шесть месяцев мира, и вся Сибирь стала преображаться прямо на глазах. И хоть не были еще убраны все следы междоусобной брани, но минувшего дыхания войны не ощущалось. И главным фактором мира было именно это продовольственное изобилие, которому Константин, вспоминая застойные годы, просто поражался.
— Я тебе не позволю погубить мировую революцию, иудушка! Выход есть, есть!
Маша тихо говорила, а Фомин, опустив голову и продолжая держать в ладони едкое нефритовое кольцо, лихорадочно размышлял над создавшимся положением. Этого не могло произойти, но слишком невероятное стечение обстоятельств свело их на жизненном пути. Случайно? Так ли?!
Мойзес тут же сунул в эти тряпки свои ладони и что-то тихо зашептал, скрючившись над раскрытой крышкой. Бокий не мог разобрать ни слова, но видел, как напряглись руки, как вздулись на них вены, будто его напарник держал неподъемную тяжесть. И лицо поразило — моментально из бледного стало багровым.