Михаил Александрович не ответил, только молча курил — под кожей на щеках катались желваки, лоб был нахмурен. Еще будучи великим князем, он очень не любил, когда на него так давили. Но тогда на престоле был несчастный брат, а сейчас он сам.
Арчегов поудобнее устроился в мягком кресле, оценивая флотское гостеприимство. Крейсер второго ранга «Алмаз», по своей сути являясь небронированной яхтой, был старым боевым кораблем, единственным из эскадры Рожественского, если не считать двух миноносцев, кто прорвался во Владивосток после злосчастного для русского флота Цусимского боя.
Михаил Александрович тяжело поднялся с маленького диванчика, в который раз окинув взглядом комнату. Много лет назад это была его детская, здесь он жил и играл, когда семья приезжала сюда, в благословленный Крым, на отдых. Все вместе — папа, могучий гигант в русской косоворотке, и мама, что сейчас на своей родине в Дании, непутевый брат Ники, любимый Гоги…
— Была, на кортике знак с темляком носил, как в бронечастях положено, — развел руками Фомин с нарочитым сожалением. Орден Святой Анны четвертой степени, первая офицерская боевая награда «за храбрость», носилась исключительно на холодном оружии.
— Двадцать миллионов?! — Цифра настолько ошарашила монарха, что он упустил последующие слова Арчегова. — Не может быть! Ведь немцы… они культурная нация…
— Слишком нарочитая демонстрация тогда имела место, откровенная, в глаза бьющая! Вы не находите?