— Не гони пургу, Мики. — Глаза генерала сверкнули, только не гневом, а злорадством. Михаил Александрович успел заметить характерный блеск и с тщательно скрываемым облегчением вздохнул полной грудью. Арчегова он успел достаточно хорошо изучить за это время, хотя многое из его действий до сих пор не понимал.
Добило греков напоминание о том, сколько русского добра они вывезли в прошлом году, хорошо порезвившись на морских складах Очакова и Николаева. И намек, что Россия это может потребовать обратно, как с французов и англичан, был нешуточной угрозой на фоне стоящего в порту русского линкора, равно как и упор на то, что число таких грозных кораблей можно легко утроить с помощью британцев, что несколько шокировало бывших оккупантов.
— Вижу, зело торопитесь. Или Лев Давыдович из моих намеков иные выводы сделал? Или не так понял?
Я другой человек, и не только по документам… Очистился я огнем, а Арчегов, желая того или нет, на самом деле мне новую душу с моей новой… жизнью дал, буквально вложил ее на выжженное место прежней, дав мне второй шанс! Теперь и ты, Марена, мне второй шанс даешь, позволив мне любить! Смерть-то, оказывается, это не только конец и небытие, но и начало, начало новой жизни…»
— Но ваши резервные корпуса, — в голосе Каппеля прозвучала скрытая издевка, — вряд ли были бы лучше.
И добился своего — мучительная пауза становилась невыносимой, и военный министр первым нарушил ее, задавив дымящийся окурок в пепельнице решительным движением. Затем снова уселся в кресле, положив руки на стол.