Полина вечером отзвонилась сама. Сказала, что нашла монастырские учетные книги и даже записи принятых товаров, однако увязать расходы и поступления, связанные именно с Леонтьевым, оказалось невозможно. Школы монастырь, разумеется, содержал. Но по расходным книгам выходило, что оплачивал он их из своей казны. Даже если какая-то договоренность у монахов с Басаргой и была, то в документах не отразилась. И какая именно из десятка школ для Евгения интереснее других – тоже непонятно.
Однако на первом этаже Евгения ждал очередной неприятный сюрприз. Вечно чем-то недовольная тетка с серыми волосами буркнула ему из окошка, что отчет уже отправлен в центральный архив.
Торговку тоже было по-своему жалко. Жить, зная, что впереди пустота, – тяжело. Так и у них с Мирославой: хоть ты сгори от своей страсти, но княжна все равно навсегда останется княжной, а Басарга – урожденным боярским сыном. И между ними – пропасть.
– Лука, баню мою вели истопить, – вскинул руку хозяин дома. – Ныне к супруге иду, побасенкой веселой порадовать, что из Кремля привез. Мыслю, у нее на весь вечер задержусь.
– Ваш моряк, оказывается, с друзьями обсуждал планы декабристов по изменению империи! Все они отчаянно кляли Муравьева самыми нехорошими словами за его желание разломать страну на куски. Утверждали, что на английские деньги он готовит измену. Дат на этих бумагах не сохранилось, но последней, думаю, была та, где офицеры решили письма столичных заговорщиков в провинцию и к полкам за пределами Петербурга не пропускать, дабы пресечь смуту в зародыше и большого мятежа избежать.