— Ну не так уж и чужой теперь, — возразил глава тайной стражи, — а вообще-то должен признаться: у нас нет специалиста твоего уровня. Наши могут только проламываться через защиту, через ментальные блоки, и при этом можно человека превратить в овощ — слишком все хрупко и взаимосвязано. Я же не могу свести с ума всех своих соратников, да и выказывать им явное недоверие тоже неправильно. Нужно все сделать тихо и мирно…
— Пойду-ка я домой, лягу, так плечо сегодня разболелось — видно, дождь будет. У меня что-то часто стало кости ломить — помру, наверное, скоро.
Наши шаги глухо звучали в тишине, и эхо их терялось в придорожных кустах… людей на улицах было мало, практически не видно — в такое позднее время и в российских городах, в не очень благополучных районах, людей особенно-то и не увидишь, ну а тут, скорее всего, ложились рано, вставали тоже рано — телевизора нет, чего сидеть весь вечер в потемках? Только запоздавшие гуляки да случайные прохожие оживляли тишину ночного города.
— Вот сколько езжу, собаки редко попадают под колеса, умные потому что, а эти кошаки дурные летят наперерез, не разбирая дороги, как ночные тени, и вечно оказываются в беде — под брюхом машины или под колесом. Хорошо хоть они живучие — трудно задавить, бывает, прогромыхает под днищем, вскочит сзади и дальше побежала! Вот дурные твари!
— Хороша! Как ты хорошая, женушка моя! — усмехнулся я. — Я тебя прямо-таки ревную! Смотри, не заглядывайся на мужиков, а то придется тебя побить по русскому обычаю!
Бац! Бац! Бац! Вихрь картинок, но ничего нужного, опять тайные страсти — а парень-то дерьмо, любитель измываться над рабами, над крестьянами, но измены нет, он не составлял этот донос.