— Могу, баб Маш, — храбро заявил я. — На вас порча, на плече, я могу снять! Хотите?
Я механически кивнул, почти не слыша ее, и стал подниматься по склону. Рядом спускались и поднимались какие-то люди, я совершенно не обращал на них внимания, и наконец мы добрались до верха…
— И что, никто не протестовал против власти жрецов? — поинтересовался я. — Неужели все довольны тем, что прогресс остановлен, что нет нового, что мысль душится в зародыше?
— Да, хозяйка, но кухарка сказала, чтобы я шел спать во двор, на конюшню… Я не знаю, как мне быть.
Утром мать торжествующе повела меня в больницу — лучше нет развлечения для матерей, чем залечивать своих несчастных чад. Материнский инстинкт, страшный и не рассуждающий, заставляет пичкать своих детинушек лекарствами, парить им ноги и ставить банки, даже если они уже на голову выше матери и весят в два раза больше, вот как я.
Прошлепав по коридору, отсчитал двери, толкнул десятую и замер — это был громадный зал, теряющийся где-то далеко-далеко, даже не видно где. В нем находились какие-то постройки и странные сооружения — видимо, для бега с полосами препятствий.