— Если не убьют… — как эхо вторила мне подруга, шмыгнув носом. — Холодрыга ужасная! У меня сопли текут, как из водопровода!
Потом они посмотрят записи, поймут, что кассир ничего не крал, но узнать нас в дальнейшем будет совершенно невозможно, поскольку мы изменили внешность. Через двадцать минут после того, как мы покинули банк, на нас не было ни париков, ни грима.
Картинка вторая: тонкая детская рука украдкой тянется к кухонному ножу, он такой острый, истончившийся от многочисленных заточек; виден мужик с красным рылом, уснувший рядом с матерью девочки. Рука с ножом на мгновение зависает над горлом лежащего, потом резко опускается, с ударом и потягом, и вот уже мужчина хрипит, заливается кровью и булькает, бессмысленно тараща глаза на девочку и пытаясь зажать струю жизни, красным потоком утекающей из него через рану на шее.
— Да ни черта! И картинки видел, практически без сбоев, но никаких предателей не обнаружил. Может, это все ему привиделось? Да бог с ним, пошли танцевать, это его проблемы, с предателями, а я сделал все, что мог…
Такси, ровно шелестя двигателем, выскочило на оживленную трассу, водитель выругался — несмотря на поздний час, машин было полно — мажоры носились по улице, катая своих телок, хвалясь друг перед другом новыми тачками, купленными папами и мамами, свысока смотря на тех, кто едет на российских или не очень новых машинах.
Как-то я был свидетелем красивейшей картины — разошедшаяся Лена устроила буквально цирковое представление: пол вдруг покрылся густой травой и цветами, по комнате порхали огромные бабочки, почему-то с головой Лены, и тоненько кричали: «Привет! Привет! Привет!»