— Ран! — Бросилась ему на шею, радостно расцеловала в обе щеки. — Какой ты красивый, у вас с Олини прекрасные детки будут, главное, чтобы много. Оли уже пришла?
— Хранящий Адан, — прервала его несколько резко, — разве это и было самым страшным в истории Талары? — И, перейдя на мертвый ныне язык киатоссов, которых считали прародителями таларийской расы, добавила: — Это не дети, они значительно более жестоки, и после ваших слов я могу потерять лицо!
Что я делаю? Я же ломаю его психику… так нельзя! Нельзя! Но то, что он сделал с этим божеством, разве так можно? Где она, грань наказания? Он сломал ее, но имею ли я право разрушать его сознание? Если я сломаю его, я стану, как он… Как все они… И буду ненавидеть себя за это…
— Вин, — я догнала подругу, — ты великолепно справилась!
Они действительно думали, что уже разучились удивляться? Сердце мое замерло, но профессиональная привычка держать лицо и сохранять спокойствие, даже если за стеной пожар, выручила и на этот раз.
Не поверила тому, что слышала… нет, не про успокоительное, про меидо… слугу, точнее, служанку… этого быть не может… Или может…