Едва поступив в университет, он ту же начал активничать в комитете комсомола, скоро стал комсоргом нашего курса и кандидатом в члены КПСС. Половой линии он тоже из виду не выпускал и сошелся с одной нашей студенткой, которая была внучкой исторического и героического большевика и, кроме того, как и Лешка, горела на комсомольской работе.
— Конечно, конечно, — сказал я. — Я же такого никогда не видел и не слышал.
— Идиотина! — сказал я ему. — Чему радуешься? Если со мной что-нибудь случится, что ты без меня будешь делать?
— Не надо никакого доктора, — сказал я, поднимаясь и отряхивая колени. — У меня уже все прошло. Я все понял и ни на что не претендую. Вы можете выкинуть все мои книжки хоть на помойку, только объясните, почему вы их так боитесь? Вы же сами мне сказали, что читали их в предкомобах.
Смерчев извинился и сказал, что санитарная обработка совершенно мне необходима, поскольку в Москорепе принимаются самые строгие меры против завоза из колец враждебности эпидемических заболеваний.
Я хотел возразить, что лично уже пережил многих вечно живых, которые впоследствии вполне обыкновенным образом помирали от инфарктов, инсультов, почечной недостаточности или несварения желудка. Я, однако, от этого замечания воздержался, помня по прошлому опыту, что такие мысли во все времена считались крамольными и мне самому за них попадало, и очень сильно.