— Может быть, ты и прав, — сказал я. — Может быть. А скажи мне, если ты такой умный, как же ты допустил, что твои соратники оставили тебя в космосе?
— Но она не виновата! — закричал я, испугавшись, что сильно подвел дежурную. — Она, может быть, устала за ночь и задремала. А я шел очень тихо. Я даже ботинки снял, чтобы она не слышала.
— Все в порядке? — спросил Смерчев и, не выслушав ответа, сказал, что нам пора ехать в город, мол, и так слишком долго здесь задержались.
Первое, что я увидел, проезжая мимо Исторического музея, это две грубо сколоченных виселицы. На одной из них болтался с обрезанными шлангами Горизонт Тимофеевич Разин, а на другой Берий Ильич Взрослый в полной форме, за исключением штанов. Куда они делись, догадаться было проще простого. Я посмотрел на штаны Зильберовича, тот перехватил мой взгляд, все понял, смутился и инстинктивно прикрыл лампасы руками.
— Не беспокойтесь, — сказал я. — У меня еще до отлета неделя.
Дети дисциплинированно построились, подравнялись, вытянулись по команде смирно и расслабились по команде вольно.