Аллочка пошарила рукой за спиной под мехом. Сбросила мех и подошла к огромному зеркалу в фарфоровой раме с розовенькими купидончиками в золочёных розочках. При других обстоятельствах ей бы ужасно понравилось такое зеркало, но сейчас было не до этого.
— Запах какой-то… — Аллочка не хотела обижать Тёмного, но сорвалось. От него самого пахло замечательно, прохладной свежестью, но от тухлятины в крепостном дворе ей было тошно.
А Аллочка то злилась на Хнуро и вспоминала его горб и искривлённую ногу, то вдруг чувствовала странную симпатию и вспоминала умную подвижную физиономию и золотые глаза.
После службы Советником Небесным и Подателем Чаш в королевской церкви вся эта деревенская идиллия была скучна до отвращения. А всё из-за того, что отъезд в деревню порекомендовал — или «порекомендовал» — Вершитель Судеб, королевский духовник, которому наверняка донесли о каком-нибудь пустяшном прегрешении бедного сына Божьего. Читатель легко представит себе, как легко впасть в соблазн на таком посту: кто-то, разумеется, неведомо для святого Отца, сунул под покров мешочек с золотом после позволения стоять ближе к алтарю, когда король станет причащаться небесных тайн, кто-то предложил старого винца за два слова, сказанные Вершителю в нужное время…
Аллочка вдруг почувствовала такое элегантное презрение к жалким людишкам, что даже на душе у неё потеплело. Впервые за всё время пребывания в Иномирье, она наконец-то ощутила себя Избранной.
— Я не успею объяснить, — сказал гоблин. — Нельзя в двух словах…