— Тем лучше, — ответил Кай. — Там, в конце этой долины, нас будет ждать не только славный молодой воин Лилай. — Там еще будут и трое посланников Пустоты.
Кай взглянул в заплаканные глаза окаменевшей Армы, оглянулся и увидел то, что уже видела она — обезглавленное тело Арша шевелилось, силилось встать, опираясь на руки, и, судя по горбившейся спине, что-то еще жило в нем.
Она рассекла веревочную преграду на четверть лиги севернее главного дозора и мытарской. Пару лиг придерживала лошадь, прислушиваясь к звукам Асаны. Потом спешилась, сняла с копыт войлоковки, снова запрыгнула в седло, пустила лошадь рысью. Знакомая даже в темноте тропа понемногу забирала в предгорья. Триста лиг до Гимы. Многовато против быстрых лапаньских верблюдов. Да и лошади у степняков тоже имелись. Хорошие лошади. К тому же кто сказал, что гимские старцы покроют убийцу?
— Одно не исключает другое, — пожал плечами Кай. — Делать и думать, делать и сомневаться, делать и представлять последствия своих поступков. Вчера Паркуи или все двенадцать замыслили покорение Пустоты. Завтра Пустота замыслит покорение мира Салпы. Тот, кто поднимает затвор плотины, крутит ворот и выпускает волну на волю. Но если в долине, куда пойдет волна, окажется город, то того, кто крутил ворот, ждет вечное проклятие. И никого не будет интересовать, что он и не подозревал о существовании города. Более того, никого не будет интересовать, сам ли он пошел к вороту или матушка его послала.
— Те, кто заперт в темнице в центре Запретной долины, тоже не создатели этого мира! — отрезала Илалиджа.
— Смотри, как бы он не прирос к твоей спине в качестве горба, — посулил Шалигаю Эша.