Не прошло и минуты, как Меченый выволок откуда-то короткую веревку, сплетенную из гнилого тряпья, подергал ее, потом перехватил петлей Сарлату под мышками, оставил свободный конец у него на плече. Показал жестами, что поднимется первым, потом вытянет наверх Сарлату. Тот поднял взгляд. На фоне черноты окружающих галерей пятно провала казалось серым, и в этой серости подрагивало ведро. Можно подпрыгнуть и ударить по его дну, тогда стражники будут готовы поднять наверх песок. Но это днем, а ночью… Что собирается делать Меченый? Неужели там наверху нет никого, кто сбросил бы канат? Или он рассчитывает забраться наверх по этой веревке? На три десятка локтей? По прочной, но очень тонкой веревке, которая и сама по себе готова разрезать руку до кости, да еще смазана маслом, да проплетена резаной стальной проволокой? Были, говорят, попытки выбраться по ней, но все закончились разодранными до кости ладонями, ногами и еще кое-чем. Что ж такое, выходит, все сказанное Меченым было насмешкой?