— Нет больше иши, — глухо проговорил Тарп. — Вновь Пагуба захлестнула Салпу. Небо заволокло пламенем. Мерзость ожила, осадила города. И, как водится в начале каждой Пагубы, явился посланник от Пустоты к молодому ише и снес ему голову. Я послан к тебе матерью иши. Урайкой Тупи.
— Мы пришли, — вдруг хмыкнула Илалиджа. — Или почти пришли.
На пятую ночь пути черную каменную пустыню сменила глиняная. Прохлады не прибавилось, но идти стало еще тяжелее. Редкий ветерок, который недавно хотя бы сулил прохладу, теперь нес в себе пыль и соль. Днем испортилась вода в мехах, верно, была какая-то зараза, кроме соли, в пустынной пыли, но прокипятить воду было негде, и теперь каждую стоянку Эша был вынужден тратить невеликие силы на то, чтобы напитать огнем камни. Брошенные в котелок, они некоторое время шипели, но немного воды могли спасти. Но и это вскоре перестало помогать. Мехи пришлось выбросить. Вода осталась только в глиняных и жестяных фляжках, и по самым строгим расчетам Тарпа хватить ее должно было самое большее на три дня. От недостатка воды начала трескаться кожа. Спутники зеленоглазого притихли. Даже вечно ворчащая Теша замолчала. На двенадцатый день пути, когда воды оставалось на два дня, — начались миражи.
— Я бы тут остался, — мечтательно выдохнул Шалигай. — Конечно, это не та деревенька, но тоже ничего.
— Что ты вспомнила? — оглянулся Кай, придерживая коня.
— Это зал, в котором я учился фехтованию, — объяснил Кай. — В спальне сейчас куча мамок и теток, да и не рискнул бы я располагаться в спальне.